“ЗА КОГО ПОЧИТАЮТ МЕНЯ ЛЮДИ”

“За кого почитают Меня люди” (Мк, 27) - эта русифицированная евангельская цитата недаром вынесена на уеденные скрижали выставки “Образ Христа в христианском искусстве и культуре XIV- XX веков”, которая открылась в Русском музее в Петербурге. В аннотации же к выставке говорится, что она “отражает изменения в философски-художественном подходе к образу Спасителя на протяжении почти шести веков”.

Человеку верующему, православному выставка сия задает загадку: как оценить саму идею собрания в едином пространстве более 400 работ на Евангельские сюжеты и расположение не в принятом у искусствоведов хронологическом порядке, а в “хронологии Евангелия”. Как отнестись к тому, что рядом с иконами XVI века оказывается работа под названием “Бегство в Египет”, где Святое Семейство изображено в виде евреев, бегущих из гитлеровского концлагеря? Как отнестись к тому, что известные всякому верующему человеку чудотворные иконы увеличены до размеров уличной рекламы и развеваются, как плакаты, над головами у посетителей выставки?

Как вообще отнестись к картине с названием “ Пространство за Мадонной”, которая занимает на выставке довольно-таки почетное место?

В авторе этой статьи при посещении выставки боролись чувства музейщика с 20-летним стажем и верующего православного человека. Как музейщик я с интересом отмечала экспозиционные находки: например то, что выставка разделяется на две части, и после того, как мы проходим пространство, посвященное Тайной вечери, нас встречает завеса, на которой написаны слова из Послания Иоанна Богослова: “Когда откроется, увидим Его, как Он есть” (1 Иоан. 3, 2), а также те слова, которые мы вынесли в название нашей статьи, а посредине белых полотен с нарисованными на них словами, висит как бы разорванная завеса с огромной фотографией “мира земного” -многошумнолиственного древа - и посетитель, пройдя через эту завесу, поднимается по лестнице, как на Голгофу. И на втором этаже его встречают залы, посвященные Страстям и Воскресению. Как музейщика меня вообще порадовало умение владеть пространством, обыгрывать его: на протяжении всей выставки у нас есть возможность уединения в выгородках или нишах, в которых представлены камерные работы. Особенно это важно в зале, который посвящен Голгофской муке, отдельно от монументальных работ в маленькой нише собраны старинные деревенские распятия и резные иконы. И когда заходишь туда, то чувствуешь: здесь почивает благодать веками намоленной святыни. Удачным на наш взгляд является и отделение от всей экспозиции в инсценированной “лавочке” бытовых католических предметов с христианской символикой.

Но вот отсюда я и начну “плач мой” - то есть то, что переживает душа верующего человека на этой выставке. Да, делали ее профессионалы. Автор концепции - заместитель директора Русского музея по науке Евгения Николаевна Петрова; участвовали в подготовке выставки сотрудники всех отделов - начиная от древнерусского, кончая отделом современного искусства. Из запасников музея извлечены работы, которые мы никогда не видели и долго еще не увидим. Но... возникает ли у зрителя после того, как он пройдет по всем залам, а потом еще и вернется назад (это, кстати, нужно тоже отнести к достоинствам экспозиционного решения: для того, чтобы выйти из музея, нужно пройти по выставке еще раз в обратном порядке), возникает ли чувство благоговения, любви, потрясения от земной жизни Спасителя мира? Да и вообще чувствуют ли люди, прошедшие перед этими полотнами, скульптурами и гравюрами, что Иисус Христос - Сын Божий, наш Спаситель? Нет, ведь это не является целью устроителей выставки, вернее, цели их прямо противоположны, об этом они проговариваются в аннотации к витринам “Образ Христа в современном быту”: в этом настенном тексте говорится о том, что де у православных все сосредотачивается в церковном богослужении, а у западных христиан “образ Христа освящает жизнь в самых разных ее проявлениях”. И что же мы видим в витринах? Распятие па письменных приборах, ракушках, на пепельнице, “иконы” на бейсболке, галстуке, всевозможных брелках, игрушках. Статуэтки “голова Христа” из синего стекла с терновым венцом, покрытым золотой фольгой, а волосы и бороды сверкают блестками, как у Деда Мороза...

В разговоре с одной из сотрудниц Русского музея в ответ на мои сетования, что “должна быть точка отсчета”, у автора экспозиции должна быть определенная система ценностей, я услышала: “А мы хотели, чтобы зрители сами решили, что им ближе”. “Плюрализм?” - спросила я. “Да, да. И потом, современным людям действительно ближе приближенные к ним образы, им тяжело стоять перед древними иконами”. И это сказал человек, не враждебно настроенный по отношению к Церкви, сочувствующий. А еще она добавила: “А многим верующим церковным людям как раз и нравится то, что рядом с иконами так много нового искусства”. Подумалось: может быть, я слишком субъективна в своих суждениях, но почему же тогда почти единодушно православные люди не приемлют всяческие “личностные фантазии о Христе”, выраженные в слове, а в живописи, значит, это можно?

Тут мне вспомнились на моих глазах совершавшиеся обращения современных художников. До того, как они стали церковными людьми, они с легкостью “обращались к образу Христа” в своем творчестве, а после того, как они узнали церковные Таинства и обращение к Спасителю мира в молитве, встал вопрос о недопустимости “отсебятины” в изображении Бога. Многие из них стали иконописцами.

Духовная позиция авторов экспозиции в Русском музее выразилась в том, как они препарировали Писание, извлекая цитату, которую вынесли на “знамена выставки”. В скобки я поставлю то, что они пропустили: “(Возлюбленные! Мы теперь дети Божии) но еще не открылось, что будем (знаем только, что). Когда откроется (будем подобны Ему) потому что увидим Его, как Он есть”. 1 Иоан, 3, 2. Из цитаты убраны те слова, которые объясняются следующим стихом апостольского послания: “И всякий, имеющий сию надежду на Него, очищает себя, так как Он чист”. То есть убирается человеческая подчиненность Творцу - “дети Божии” - и условие этого усыновления - очищение себя. В выставке вообще делается упор на то, как человек воспринимает Бога, как меняется его “философски-художественный подход” к Богу. То есть опять же: “Человек - это звучит гордо!”

И опять борются в душе противоречивые чувства: вспоминается, каким потрясением для нас, советских школьников, были увиденные впервые в музее старинные благодатные иконы и полотна великих мастеров на Евангельские сюжеты. И утешаешь себя: а может быть, то же самое может произойти и сейчас с кем-то из неверующих людей, которые придут на эту выставку и увидят потрясающее полотно М. Нестерова “Святая Русь” или обычно разбросанные по залам музея, а тут собранные вместе работы замечательных художников ХIX века О. Кипренского, А. Иванова, В. Поленова. И. Репина, П. Крамского, И. Бруни - и умилится душою, захочет взять в руки Евангелие, подбодренный теми цитатами, которые вывешены на стенах, и, может быть, произойдет чудо обращения?

Конечно, пути Господни неисповедимы, “что в человеке, никто не знает, только Дух Божий”. Но вот показатель: рядом с описываемой нами выставкой в музее открыта выставка работ К. Малевича. По “христианской выставке” даже в выходные дни бродят редкие посетители без экскурсоводов, а залы по соседству переполнены, и толпы перед “Черным квадратом” из уст просвещенного экскурсовода слышат: “Перед вами символ концентрации духовных энергий” или: “Черный квадрат - абсолютная концентрация духовности”. И школьники, и студенты, и взрослые люди старательно записывают в блокноты сие определение. Знаменательно, что о выставке Малевича буквально кричат на каждом углу: нас встречают афиши на улице, в метро, реклама на телевидении и по радио. А о выставке, которой посвящена эта статья, ее автор, к своему стыду, узнала только от редактора “Радонежа”, позвонившего из Москвы. И я очень ему благодарна, потому что выставка в Русском заставила еще раз задуматься о том, что сейчас происходит в нашей стране, в мире (до того, как открыться в Петербурге, выставка демонстрировалась в Сан-Марино в Италии и имела там такой успех, который здесь ей и не старались устроить). Мы вступили в эпоху размывания духовных ценностей, всеобщего смешения, эпоху “мирового карнавала”, масс-медиа.

Поэтому в одном зале может располагаться распятие ХV века и голографическое изображение, где играющий Христа актер смотрит на нас с креста, а потом закрывает глаза, а потом, через 2 секунды, опять открывает, и так - до бесконечности... В одном пространстве могут находиться великие святыни - деревянные чаши, дискос и напрестольный крест ХVI века и живопись конца XX века. Еще раз повторю, с точки зрения музейного искусства, это интересно, оригинально, неожиданно. Но с точки зрения духовной целостности... Я вышла с этой выставки духовно разбитая, смятенная и думала про себя: “А интересно, как можно было бы вести экскурсию здесь (а ведь наверняка школьников все-таки приводят на такую познавательную выставку)? Наверняка, переходя из зала в зал, экскурсовод вещает: “Посмотрите, как по-разному воспринимали одно и то же событие, описанное в Евангелии, художники разных эпох и обратите внимание, что с течением времени образ Христа становился все более человечным, психологически более близким нам. Исчезает образ грозного Судии, преобладают образы страдания и умиленности...” То есть Он - как один из нас, только очень знаменитый.

Хотелось написать спокойную, взвешенную статью, по возможности четко изложить все “за” и “против”, но не получается так - выставка вызвала сумбур в душе, а хочется от него избавиться, то есть назвать причины этого состояния. Вот что еще подумалось: когда мы видим, например, Христа К. Малевича или П. Филонова и ряд его других работ - это не вызывает особенно резкого протеста: это личное дело художника, что называется, “его проблемы” то, что он так видит Спасителя. Если мы идем по выставке работ, объединенных какой-то определенной живописной школой, это тоже не вызывает смущения - упор сделан именно на художественные открытия, мы находимся как бы только в “культурной сфере”, духовные вопросы не приходит в голову ставить. Если мы пришли на выставку икон, иногда испытываешь неловкое чувство: икону у нас не принято рассматривать, перед ней надо молиться, но, в конце концов, помолиться можно и без видимых проявлений, воздохнуть от сердца. И когда тот же Русский музей из своих богатых запасников износит те иконы, которые там томятся десятилетиями, это великая радость - хоть ненадолго их увидеть, постоять перед ними, порадоваться.

А тут сплошной “разброд и шатание”: вот ты стоишь перед потрясающей иконой “Лицевое Евангелие”, перед ликами древних икон, делаешь шаг вперед, и на тебя уже смотрят филоновские грустные глаза людей и животных, а еще шаг в сторону - и тебя встречают безжизненно-бледные фигуры В. Боровиковского, напротив вышитой плащаницы ХVI века вывешена плащаница Васнецова, - контраст огромный, и так далее, примерам несть числа. Но душа-то все-таки живая, ей нужен один уровень восприятия, через созерцание душа настраивается на определенный лад, а тут надо “скакать” на каждом шагу - от преклонения главы перед копиями с фресок Дионисия, до недоумения перед “Пространством за Мадонной”. Дисгармония, вопиющая дисгармония - вот что в результате является основным духовным принципом построения этой выставки, хотя на научном языке это можно назвать “принцип художественного контраста”.

Завершают выставку иконы, явно снятые из иконостаса какого-то из наших соборов, а перед ними стоят непонятно что символизирующие светильники из черного металла с холодным белым освещением. Посредине же зала стоит скульптурная композиция Н. Пименова “Торжество христианства, или ниспровержение идолов”, что можно воспринять и как насмешку: никакого торжества христианства в истории человечества внешне не наблюдается. Наоборот, и из Спасителя мира, как это наглядно демонстрируют витрины с католическими поделками к Рождеству, делают удобного для домашнего быта божка, и лозунг для этого есть соответствующий, выведенный золотыми буквами: “Jesus is the reason for the season”.

Людмила Ильюнина

Уважаемые читатели!

Вы можете присылать нам свои отзывы о наших публикациях на адрес:  radrad@mrezha.ru

| Другие номера  | Оглавление номера |

Webmaster

Copyright © 2000 Radonezh.
Дизайн: Григорий Малышев